Бастард

Когда я прихожу, не склоняется в низких, до земли, поклонах дворцовая челядь. Не раскрываются услужливо двери покоев... Прислуге безразличен незнакомец, скрывающий под широкими полями шляпы свое лицо. Вид фигуры, с головы до пят закутанной в плащ цвета ночи, привычен. За долгие восемь лет они узнают мои шаги из тысячи других. Подбитые железом сапоги гулко чеканят шаг по коридорам замка. Каждый раз, оказавшись во дворце, я нарочито громко щелкаю каблуками по глянцевому полу, в который можно смотреться как в зеркало.
Все знают, что маршрут у меня один: от ворот до королевских покоев и обратно. Шпион, говорят одни. Доносчик, твердят другие. Остальные просто помалкивают – скудны умишком, чтобы вообще хоть о чем-либо думать.
Мне плевать. Я ни то и ни другое. Я – личный королевский убийца. И по совместительству незаконнорожденный наследник престола. За пределами дворца я невидим и неслышен, словно тень. Меня нет, я не существую ни для кого, пока перст императора нашего, моего венценосного батюшки, не укажет новую цель для моего кинжала.

Спасибо папаше, что сжалился над бастардом. Не дал помереть во младенчестве, когда моя мать – когда-то первая красавица в деревне близ Дреомада – отправилась на свидание с Господом в небесные чертоги. Уж больно по нраву была государю пышногрудая молодуха. Не забывал, навещал, пока на сносях была. А после ее смерти во время родов, забрал меня, сосунка несмышленого, во дворец, отдал на воспитание нянюшке, что его самого когда-то вырастила.
Детство – самое беззаботное время. Оно пролетело стремительным росчерком клинка. Ярко сверкнуло и вонзилось по самую рукоять во взрослую жизнь.
- Карлито! Как же ты быстро повзрослел… - сокрушалась няня, когда, сидя темными вечерами у камина, мы, боясь обжечься, мелкими глотками попивали ее любимый вересковый взвар. – Заберут тебя скоро! Не свидимся, может, больше…
- Что ты, няня… Нас никто не разлучит…
…Тогда я еще не знал, что назван в честь отца. Тогда я лишь попросту гордился тем, что ношу имя нашего государя-императора Карла. Размахивая деревянным мечом и оседлав швабру с картонной лошадиной головой на конце, я неистово носился по пыльным задворкам, сходясь в великих сражениях то со свирепыми варварами западных нагорий, то с безбожниками-эльфами… Я всегда побеждал. Враги бежали, утирая слезы досады от очередного поражения.
Достойный приемник был бы для отца… Но я всего лишь бастард. Жалкий полукровка, который не достоин лучшей участи, чем быть верным слугой своего господина…
Забрали меня от нянюшки, когда мне было почти десять. Младой львенок с едва начавшими прорезаться клыками и отрастающей гривой. Не убежать на еще слабых лапах и не укусить в ответ. Одиночка в стае матерых волков. На меня рычали, скалили зубы и вонзали их в загривок – от этого я становился лишь сильнее. Меня били, и настал тот момент, когда я дал отпор…
…Мускулистая рука вознеслась к потолку, чтобы, опустившись, отвесить мне очередную крепкую затрещину. В глазах седого как лунь наставника мелькнул веселый огонек. Мол, куда тебе, щенок… На кого пасть раззявил…
Не напрасны были твои уроки, мастер. Ой, не напрасны… Отвел я взгляд, когда тяжелая ладонь опускалась мне на плечи. Всем видом изобразил покорность. Полетел кубарем на пол, по ходу дела выхватывая нож из кожушка, притороченного к ноге. А ты, видимо, забыл свои же уроки. Правило номер один – никогда не показывать врагу спину. Отвернулся, довольно растягивая свой беззубый рот в подобии улыбки. Глаза последний раз блеснули, и их огонь погас навеки. Короткое движение. Лезвие ножа чертит тебе еще одну улыбку – кровавую, от уха до уха, во все горло.
Так нас и обнаружили. Застывшего с ножом в опущенной руке четырнадцатилетнего подростка и остывающий в луже крови труп у его ног.
- Способный мальчуган, - орлиноносое лицо одного из вошедших светилось довольством. Глубоко посаженные серые глаза с легкой паутиной морщин в уголках скользнули взглядом по телу седовласого. – А Сигмур как был дураком, так им помер. Уберите! – короткий кивок, и два стража за его спиной срываются с места, чтобы утащить останки. А я стою как вкопанный. Стою и смотрю на орлиноносого. Его лицо – постаревшая копия моего собственного. Я словно в зеркало гляжусь.
- Чего замер? Подойди ближе, я разрешаю! – незнакомец подцепил ногой перевернутый табурет, поднял его и уселся, выжидающе глядя на меня. – Боишься что ли?
- А чего мне вас пужаться? – не знал я тогда, с кем общаюсь. – И страшней видали.
- Ты как с императором смеешь так разговаривать!? – рука в кольчужной перчатке опустилась мне на шею, заставив присесть от боли. В глазах заплясал разноцветный калейдоскоп.
- Спокойнее, Тэджер! Оставьте нас, - перст императора указал стражам на дверь. – Не беспокоить в течение получаса.
Гулко бухнули кулаки о начищенные до блеска нагрудники с изображениями королевских Львов. Стражники вышли.
- Подойди, Карл! – я вздрогнул. Откуда ему знать мое имя? Что ему, великому, какой-то безызвестный паренек, который назван в честь государя-императора…
Ноги словно свинцом налиты. Каждый шаг – попытка колонну триумфальной арки подвинуть.
- Ну же, сынок… - голос императора отдает теплотой. Нет, не императора… отца…

И ныне я иду за очередным заданием. Отец никогда не вызывает понапрасну. Заказ как всегда серьезен.
Растворяются двери опочивальни монарха, пропуская меня внутрь покоев. Сегодня отец необычайно задумчив. Он сидит за своим массивным письменным столом из  эльдертонского дуба, в руке тихо скрипит перо.
- Ваше величество! – шляпа покидает мое чело, и я раскланиваюсь.
- А, это ты, Карл. Здравствуй, - серые усталые глаза императора окидывают меня блуждающим взглядом. – Проходи, проходи. Погоди пару минут, я вскоре закончу.
И все. Традиционное приветствие, ничего необычного. Я прохожу и сажусь на небольшую кушетку у распахнутого окна. Хорошо, что мне не грозят политические игры и интриги, в которых погряз отец и вся его необъятная империя. Пусть наследие Алкмарского престола достанется этому рыжеволосому чудовищу, в которое превратился законный наследник трона Филипп. Пускай ему, а не мне, придется взвалить на свои хрупкие плечи весь груз накопленных отцом проблем.
Да. Алкмар уважают и боятся. Но страх, как известно, рождает ненависть. А ненавидеть было отчего. Религиозные предубеждения отца по отношению к верованиям входящих в империю государств создали прекрасную почву для того, чтобы семена ненависти проросли и дали всходы. Ереси одна за другой возникали на территории Алкамара, да и соседние государства раскрывали свои хищные пасти, чтобы отхватить кусок побольше от начинающей распадаться империи.
Где-то приходится справляться силой оружия, подавляя мощью армии зарождающийся мятеж. Кое-где в стане бунтовщиков появляется неприметная фигура в темном плаще и шляпе с широкими полями, и главари мятежников засыпают мертвым сном… В последнее время мне слишком часто приходилось “зачищать” подобные ковены.
Скрип пера затих. Наступившая тишина оборвала мои размышления.
- У меня к тебе просьба, Карл, - император повернул ко мне свое изможденное лицо. Как же он сдал за последнее время. В густых когда-то темно-каштановых волосах уже превалирует седина, лицо избороздили глубокие морщины. Прожитые годы наложили свой отпечаток на государя. Ведь никто не вечен. Лишь взгляд серо-стальных глаз прежний, в них горит все тот же огонь.
- Да, отец?
- Возьми это, - государь подошел к кушетке и протянул мне запечатанный сургучом конверт. – Отвезешь в Эльдертон. Передашь лично в руки короля.
- Но…
- Никаких но! Поедешь под видом моего министра. Надеюсь, оборотный амулет еще при тебе? – оставалось только согласно кивнуть и принять письмо.
- А что в нем? – короткий кивок на запечатанный конверт. Конечно, может и не мое это дело, но знать я должен.
- Кхмм… - Карл кашлянул. – В общих чертах - предложение о заключении брака между Филиппом, братом твоим и принцессой Дариной. Получишь отказ, убьешь короля и его дочь. Еще что-то?
- Нет. Этого достаточно.

              ***

Непривычно как-то трястись в карете, словно какой-нибудь вельможа. Под мерный перестук лошадиных копыт за окном мелькают родные просторы. Широко раскинулись владения Алкмарской короны… Зелень полей и заливных лугов сменяется густой синевой рек и озер, остроконечными вершинами еловых боров и кудрявыми шапками осиновых и березовых рощ. Под колеса экипажа ложатся причудливые извивы дорожной паутины. Равнины, вереницы холмов, приближающиеся горные пики – все это слилось в одной необъятной картине, которая радует глаз.
Эльдертон, цель путешествия, уже близок. Древний лес, в глубинах которого располагается столица государства, уже показался на горизонте, явив взору возницы темные вершины вековечных дубов.
Сомкнулись над головой зеленые своды. Еще немного и меня ждет аудиенция у короля Таренуса и его прелестной дочурки. Мне уже доводилось видеть портрет этой красавицы. Он украшал стену в доме “предыдущего заказа”. Будет несколько жаль лишать мир такого сокровища – в исходе визита я был уверен, ведь нужно совершенно выжить из ума, чтобы отдать свою любимую дочь в лапы такого монстра как мой братец Филипп.
Карета остановилась, и услужливый слуга распахнул дверцу.
- Министр Шоффорд! Добро пожаловать!

Тронный зал Эльдертона. Его величество Таренус с хмурым видом раз за разом пробегает глазами по строчкам письма. Подле трона, по правую руку от короля стоит его красавица-дочь Дарина. А я, передав послание, смиренно ожидаю ответа. Вернее стараюсь, чтобы это выглядело именно так. Ведь взгляд волей-неволей обращается к бесценному сокровищу, что стоит возле отцовского трона.
Да, ты воистину прекрасна, принцесса. Твой портрет, что я видел допрежь, никогда не сравнится с действительностью. Шелковистые пряди русых волос полноводными ручьями струятся по точеным плечам. Тонкая талия. Высокая грудь, чью прелесть подчеркивает глубокое декольте вечернего платья, чей цвет так гармонирует с блеском твоих изумрудных глаз. Лебединая шея, нежнейшая кожа… Мне легче тебя убить, чем позволить состояться возможному браку с Филиппом. Хотя, боюсь, я и этого уже не смогу совершить. Я заворожен, пленен красотой.
Так что же ты так морщишь свой носик, красавица… Гром небесный, да я остолоп! Стою тут старым хрычом и бессовестно пялюсь на ее прелести. Карл, ты осел! Иначе и не назовешь…
- Министр Шоффорд! – Таренус, наконец-то, оторвался от отцовского письма. – Я передам вам ответ завтра утром, а пока Шлегер, - услышав свое имя, от стены оторвался один из слуг с лицом, не выражающим эмоций, и руками, которые больше подошли бы вору и убийце, чем дворецкому (Глаза не подводят меня в вопросах подобного рода. Я еще ни разу не допустил ошибки, иначе был бы мертв), - проводит вас в отведенные вам комнаты. Должно быть, вы утомились с дороги. Там, я надеюсь, вы найдете все необходимое, – монарх чуть склонил голову, и я ответил ему тем же. Аудиенция окончена…

Следуя за Шлегером, я еще успел бросить взгляд в ту сторону, куда удалилась принцесса. Еще свидимся сегодня, красавица…
- Прошу вас, министр! – Шлегер услужливо распахнул двери комнаты, пропуская меня внутрь.
Прости, дорогой, но на такое меня не купишь. Настоящий министр бы попался, но со мной тебе не повезло. Гляди-ка, какой самоуверенный! И удавку даже не удосужился спрятать как следует. Думаешь, что перед тобой старик, которого прикончить, что раз плюнуть? За ошибки надо платить, мой друг.
Делаю вид, что спотыкаюсь. Острейшая адамантиновая нить, проносится над головой, срезая прядь волос. Неудобное оружие. Слишком ограничены возможности использования.
Рука одним движением извлекает верный кинжал, что терпеливо ждал своего часа за голенищем сапога. Резкое движение кистью, серебристая змейка скользит в воздухе, и бедняга Шлегер, тихо хрипя, заваливается на пол с клинком в горле. Прости, собрат. Таковы они, особенности нашей профессии. Либо ты, либо тебя…
Остается спрятать труп. Ну, тут все просто. Затаскиваю его в комнату и ложу на широкую кровать. Тяжеловат, зараза, а по виду и не скажешь. Выдергиваю клинок из раны, и роскошные простыни обагряются кровью.
В глазах неудачливого убийцы застыло выражение недоумения. Как же он мог промахнуться? Опускаю холодеющие веки. Может, когда-нибудь мы встретимся на том свете, и я тебе все объясню…
Медальон, что висит на шее. Оборотный амулет. Снова пришло твое время. Чуть коснешься, и облик за считанные мгновения изменится, повинуясь желанию владельца талисмана. Меняется все, не только тело, но и голос, и одежда, вплоть до мелочей. Не силен я в этих чародейских премудростях, но маг, который его мне вручил, говорил что-то про иллюзии и поличтототам… В общем, полезный предмет!
Дотрагиваюсь до амулета и выхожу из комнаты, плотно затворив за собой двери. Не беспокоить, министр спит!

- А, это ты, Шлегер… - Таренус поднял взгляд на вернувшегося слугу. – Гость получил все необходимые удобства?
Я лишь отвесил сдержанный поклон. Сомнительный комфорт вы предлагаете, государь мой Таренус.
- Отлично. Награду получишь завтра у казначея. А теперь, будь добр, передай моей дочери, что я хочу ее видеть, и можешь быть свободен.
Еще один поклон в ответ. Конечно, мой король…

- Доброго вечера, ваше величество! – монарх лишь благосклонно улыбается и кивает в ответ.
- Принцесса у себя?
- Да, ваше величество! – придворные склоняются чуть ли не до земли. Еще немного и пол мести начнут своими лохмами.
- На сегодня все свободны. Идите отдыхать…
Замечательная все-таки штука – оборотный амулет. Эльдертонская челядь рада стараться, исполнить приказ “короля”…
А вот и дверь в покои Дарины. Стук в дверь.
- Позволишь, дочка?
На самой границе восприятия из комнаты доносятся приглушенные всхлипывания, но они тотчас смолкают.
- Входите, отец…
Тихо-тихо, еле слышно скрипит дверь на смазанных петлях. Неспешно, как и должно королю, вхожу.
Боже! Когда ты плачешь, ты еще прекраснее! Клубок нервов стремительно разматывается, и я едва сдерживаю эмоции. Проклятая роль, когда приходится всего лишь стоять и изображать сочувствие, в то время как хочется стремглав броситься к тебе, обнять, прижать к груди, осушить жаркими поцелуями катящиеся из глаз слезинки… Шептать ласковые слова…
Будь проклята это маска!
- Дарина, ты плакала? – моя ладонь плавно опускается на плечо “дочери”. – Что случилось?
- Ты еще спрашиваешь?! – ее рука зло отбрасывает мою ладонь. – Ты же обещал! Обещал… - опять рыдания. Господи, я же не выдержу больше! Чертов Таренус, что же ты наговорил своей девочке… Остается только молчать, иначе - провал.
А рыдания все громче, слезы все злее…
- Как ты можешь отец? Я не смогу выйти за этого изувера Филиппа!
Вот так сюрприз… Неужто, я наивно полагал, что Таренус более человечен.
- Ты говорил, что как только Карл умрет, потребность в свадьбе исчезнет, а теперь… Карл мертв, Филипп на троне, и ты поощряешь брак! Лучше бы я стала женой отца, чем его выродка-сына…
Отступил я от “своей дочери”. В глазах застыла боль. Отец мертв, брат на троне… Брат, который даже не знает о моем существовании… Если это он повинен в смерти императора… Кулаки сами собой сжались до белизны.
- Карл мертв? Но как? – голос дрожит. Проклятье!
- Ты же сам утром сказал, что все прошло, как надо. Сын отравил его… - Дарина подняла на меня заплаканные глаза, в которых разгорается изумление. Зрачки расширены. – Кто… Кто ты?
Все поняла. Три тысячи чертей, красавица, я ведь не хочу тебя убивать…
Пальцы левой руки касаются амулета на груди – довольно маскарада! Правая выхватывает верный кинжал. Острие останавливается в дюйме от ее горла.
- Император… Карл… Вы живы! Но… - слова едва слышны. Они проталкиваются через застывшие от страха губы и вырываются слабым хрипом.
- Заткнись! – я почти рычу. – Не император я. Я его сын! Расскажи мне все!
- Но мой отец… Что с ним?
- Жив пока! Говори!

              ***

Не понять мне тебя, эльдертонская прелестница. Никогда не познать потаенных струн девичьей души. Страх за свою судьбу и жизнь отца сменился в твоих глазах на откровенное беспокойство обо мне. Тебя волнует моя жизнь?
В глубине изумрудных озер плещутся волнение и истинное восхищение. Неужто тебя привлекают безумцы? Ведь кем еще можно считать человека, который в одиночку собирается отомстить за смерть отца? Безумец, не иначе!
Так зачем я тебе? – этим вопросом я задавался бесчисленное множество раз, пока карета проделывала обратный путь по землям Алкмарской империи, в Дреомад. Но уже поздно что-либо менять. Ты со мной, значит таков жребий судьбы. На одной чаше весов лежат наши с тобой жизни, Дарина, на другой – жизнь Филиппа. Мой братец пожалеет о смерти отца.
Странно, но о том, что произойдет с государством, я не задумывался. Слишком глубоко в душе укоренилось чувство долга. Долга как сына, долга как воина… Изменник должен быть мертв. Остальное – после.
- Карл, мы прибыли, - нежная рука принцессы тихо касается рукава моего камзола. – Пора меняться.
Пора, Дарина, пора… - Я согласно киваю. Пальцы скользят под воротом рубашки и касаются медальона. Тело пронзает небольшая вспышка боли. Всего лишь на долю секунды. Готово.
- Идем, дочь моя! – приветливо распахнутые ворота дворца принимают в себя короля Таренуса Эльдертонского и его наследницу Дарину. Нас не встречают толпы придворных, яркие букеты цветов и музыка. Нет – замок, как и весь город, погружен в траур по почившему монарху. Колокола кафедрального собора не льют свои веселые напевы; лишь сумрачно гудят, скорбя об утрате.
Но я знаю того, кто наслаждается чужими муками в данный момент. Чье сердце при воспоминании об отце предательски не сжимается. Где ты, ядовитый паук, чьи жвалы сочатся отравой? Где ты, кровожадное чудовище, которому показалось мало довольствоваться тем, что отец даровал при жизни? Мало тебе той крови, что ты пролил в Эбенхарте, Портдэйле и остальных провинциях, что подчинялись твоей руке? Ты в каждом подозреваешь ересиарха, и все новые и новые жертвы находят свою смерть на костре, виселице, плахе. Ты закапываешь их живыми и топишь в реках… Для этого тебе нужен трон? Для того ты убил отца, чтобы удовлетворить свою жажду крови? Фатальная ошибка…для тебя…
Ладонь Дарины успокаивающе ложится на плечо. Хорошо, что ты со мной, принцесса. Не будь тебя, боюсь, что ярость затуманила бы мой взор и… И что было дальше лучше не представлять. Ясно одно – до Филиппа я бы не добрался.
…Расступаются многочисленные стражи, что преграждают проход к покоям императора. Кого ты так боишься, братец, что окружил себя таким количеством цепных псов? Обо мне ты ничего не знаешь… Вывод напрашивается сам собой – ты просто трус, который  шарахается даже от собственной тени, которая дрожит в робком свете факелов.
Но не поможет тебе ни охрана, ни запоры на дверях. Острие кинжала уже почувствовало свою цель и теперь томится предвкушением отведать твоей отравленной крови.
- Король Таренус, владетель Эльдертона, с дочерью! – доносится голос герольда. Ответ Филиппа не слышен.
И мы входим в до боли знакомые покои. Неделя минула с тех пор, как я был здесь последний раз. Практически ничего не изменилось. Только письменный стол исчез. Теперь на этом месте стоит малый трон. И на нем сидит бледнокожий монстр с водянистыми равнодушными глазами.
- Проходите, - его шепот едва слышен. Тонкая длань, так похожая на руки деревянных марионеток из кукольного театра, указывает нам с Дариной на кушетку, сидя на которой, я в последний раз общался с отцом.
Стараюсь выглядеть спокойным, хотя внутри все трясется. Я напряжен до предела. И успокаивающая ладонь Дарины предостерегающе сжимает локоть. Ты права, не время еще.
Пальцы Филиппа слабо шевельнулись, и губы тихо прошептали:
- Оставьте нас! – это слугам, которые и сами непрочь побыстрее исчезнуть с глаз чудовища. Секундный шелест одежд, и комната пуста.
- Итак, - взгляд Филиппа перетекает на нас, и я чувствую, как Дарина начинает дрожать. От омерзения, видимо, или от страха. – Обсудим условия брачного договора.
- Именно, - я, то есть король Таренус, согласно киваю. Но пришла пора сбросить эту маску. Братец должен видеть свою смерть в лицо. Руки сами срывают с шеи опостылевший амулет и выхватывают кинжал, и последующие несколько десятков секунд превращаются в долгие часы.
Моему прыжку к трону сам царь зверей позавидовал бы.
- Знаешь, кто я? – из горла доносится нечто более похожее на львиный рык, чем на человеческую речь. В левом кулаке зажаты рыжие сальные патлы дражайшего брата, острие кинжала в правой яркой звездой блестит у зрачка Филиппа. В его глазах блуждает ужас, мои мечут пламя.
Наши взгляды встречаются. Своеобразный поединок воли. Как долго тянутся эти мгновения… Кажется, уже вечность прошла…
- О…отец? Н…но как? Ты же м… мертв… Я же…
Ошибаешься, любезный брат! Наверное, от страха уже и в штаны наделал. О, месть, как ты сладка!
И прежде чем рука отводит кинжал от глазницы брата, чтобы коротким тычком послать острие в путь через подбородок в самый мозг, я успеваю прошептать:
- Я твой брат, Филипп! Я – Карл… бастард… - твои зрачки еще успевают изумленно расшириться перед смертью…
Где-то за спиной испуганно вскрикнула Дарина. Прости меня, принцесса, что позволил лицезреть эту сцену мести. Но ты знала, на что шла…

              ***

В теплых потоках резвятся разноцветные флаги на блистающих в солнечных лучах городских шпилях. Ветер игриво пытается сорвать эти разноцветные лоскуты – символы имперского величия. Но нет, крылатый проказник, тебе точно не под силу то, что чуть было не сделал я собственными руками – бросить к ногам, в пыль, в грязь честь и достоинство Алкмарской короны.
Льют колокола свои веселые напевы, и они плывут по воздуху, разносясь далеко окрест столицы. Довольно траура! Император умер, да здравствует император!
Сегодня в Дреомаде и всей империи радостнейшее событие – восхождение на трон наследника престола Карла II, то есть меня…
Вернее два события. И, лично для меня, только второе делает этот день поистине счастливым. Свадьба.
Дарина, милая моя эльдертонская прелестница… любимая… Без тебя этот день был бы невозможен. Не было бы его императорского величества Карла II, не было бы Алкмара, не было бы ничего… Спасибо тебе, любимая, что помогла мне стать тем, кто я есть ныне…
- Я люблю тебя, и буду любить вечно, - шепчут губы клятву верности.
- Я люблю тебя, - слышу в ответ и тону в мягком сиянии твоих изумрудных глаз.
- Да здравствуют император и императрица!!! – гремят вокруг восторженные возгласы, но нам сейчас не до них. Пусть остальные радуются нашему счастью. Сегодня в этом мире есть только ты и я…