Это не под силу нечеловеку
Hellsing
Его мир. Его мир – в огне. Его мир кончается. Рушится. В пламени.
- Какой идиот! – голос гремит. Ярость – впервые за многие годы! – ярость, расширяясь и заполняя собой всё, переполняет меня. Я слышу скрежет своих зубов.
Залитая кровью пристань – сотни тел насажены на пики, разорваны на части. Они смотрят на нас, святой отец Александр Андерсен, смотрят с того света, убитые мной. И они говорят: какой же ты идиот.
Эта война, святой отец. Наша война, наша битва. Всё остальное – лишь декорации. Ты стоишь передо мной, лунное пламя играет на клинках. Что ты хочешь мне сказать?! Что ты наделал?! Неужели ты не понимаешь?!!
***
Артур обернулся. Приложил палец к губам. В коридоре стояла тишина – и если они хотят дойти до места тайно, то не следует её нарушать. Свет Луны устилал пол серебристой мозаикой – это было им только на руку. Их противник может видеть в темноте, они, к сожалению, нет.
Артур шёл первым. За ним – Куинси и Джек. Берданки и палаши еле покачиваются в такт ходьбе. Ступают осторожно, чтобы не потревожить это царство безмолвия. А в самом конце цепочки – Абрахам.
- Оставь эту осторожность, Артур. Он давно уже знает, что мы здесь. Нечего прятаться от него, словно крысы. - Абрахам вздохнул. – Пойдём и прикончим его.
***
“Шакал” взлетает быстрее молнии, но мой враг тоже не промах. Взмах, плеск. Рука падет на булыжники мостовой. Удар – из перерубленной шеи плещет кровь. Глупец. Я так надеялся на него, я так долго ждал!..
Привычный скрежет затвора “Кассула”, и пуля пробивает глазницу святому отцу. Но ведь мы оба знаем, что ему теперь всё нипочём.
И мы стоим друг напротив друга, плоть собирается - моя из тьмы, его - из света. Ты не захотел победить меня, святой отец. Ты стал чудовищем, таким же, как я, будь мы оба прокляты! Неужели ты так ничего и не понял?..
Твои люди смотрят на тебя. Они не понимают, что ты сделал с собой, зачем.
- И воины, сплетши венец из терна... – не голос – шипение. Ты предал и меня, и весь род людской... – Андерсен, ты больше не человек. И теперь тебя можно уничтожить также как и меня. Вонзив кол вот сюда, - большой палец упирается в левую половину груди. – В самое сердце.
***
Рука Абрахама легла на ручку двери. Лёгкий скрежет, и вот огромный зал предстал перед ними. Артур невольно поёжился – до того здесь было неуютно. Темно, холодно.
- Мы пришли! Мы, люди, пришли за тобой, чудовище! – крикнул Абрахам в темноту.
Неожиданно воздух перед ними сгустился, собравшись в тёмную фигуру. Бледная кожа, аристократические бородка и усы. Чёрные кудри ниспадают на плечи. Доспехи вороного крыла, огромный меч. Артур вздрогнул, берданка мигом взлетела, и тут же была перерублена – из руки врага словно выросла тень, резанувшая по стволу. Куинси уже во всю палил в незнакомца с двух стволов, пули разрывали доспехи и плоть. Но, кажется, тому, к кому они пожаловали в гости, это было не важно. Простое оружие на него просто не действовало.
Абрахам схватился за палаш.
- Вы пришли? – ухмылка озарила лицо противника. Завораживающая, неповторимая улыбка – Артур запомнил её на всю жизнь. – Добро пожаловать!
***
Отвечаю выстрелом на удар, мы танцуем с мечами. Пули одна за другой впиваются в тело святого отца, ставшего чудовищем. Он думал, что одолеть такого монстра, как я, можно лишь самому став монстром. Тринадцатый Отдел Инквизиции не поскупился – они истратили все свои реликвии. Гвоздь Святой Елены был последней. И они привезли этот артефакт сюда, привезли, чтобы сразить меня. И он, мой враг, мой любимый враг, вонзил его в своё сердце.
Я не верю в Бога и Дьявола. Есть лишь мы. И то, что мы делаем сами с собой.
Палю в упор с двух рук. Его тело покрывается сетью отверстий, но ведь чудовищам это нипочём. Кровь льётся из ран, но ослепительно белые нити тут же сшивают расходящуюся под гнётом металла кожу. И он смеётся. Как тогда, в Патрике, когда мы впервые встретились. Виктория лежала на полу, все стены были увешаны страницами из Библии. А мы оба смеялись, мы сразу поняли, что нашли того, кого всегда искали – соперника. Это не жалкие существа, гордо именующие себя именем моего рода. Это не сошедшие с ума фашисты. Хотя поначалу и он был фанатиком, слугой Римской Католической Церкви. Псом.
Я называл его псом. Сегодня всё переменилось. Он стал чудовищем. Чудовищем Бога. А я ведь радовался. Радовался, когда он наконец-то начал становиться...
...человеком.
Прыжок. Я замешкался. Обойма падает на землю, рука вставляет новую. Пламя рвётся из ствола навстречу моему врагу.
Скрежет. Скрежет стали по кости – его клинок входит мне в голову, боль. Мир рушится. Рушится в пламени.
Кто это? А... это всего лишь я.
***
Артур лежал на полу, плечо жутко болело. Эта тварь достала его – перерубила ружье словно палку, лезвие клинка задело руку. Но это было уже неважно. Он поклялся избавить мир от кровососов, и он это сделал. Как и обещал!..
Владелец замка, в котором они сейчас находятся разметал всех. Он бьётся всем телом, всей душой, но проигрывает! Артур видел это в глазах их врага. Сколь бы он ни был силён, сколь бы ни был могуществен, сколько бы злости и ярости в нём ни было – они его одолеют. Почему-то Артур был в этом уверен.
***
Темнота. Когда закрываешь глаза – видишь всё, что было с тобой ранее. События калейдоскопом проносятся перед взором.
О, Господь милосердный... Мой Бог, я никогда не просил тебя исполнить хотя бы одно моё желание.
Это я. Меня тащат за волосы, щеки ободраны об пол. Какие-то люди, я не помню их лиц.
Господь всемогущий, отец наш небесный... Я даже никогда не молил тебя о милосердии...
Вспышка, следующий кадр.
Конница сшибается с линией пехоты. Копья спарывают кожу, клинки окропляются кровью. Развивается знамя с крестом. Кругом кровь и грязь, кто-то молит о пощаде, кто-то стонет, лишившись половины лица после удара топора.
Сражаться! Все должны сражаться! Во имя Господа нашего!
Я верил в это, я дрался за это. И никогда не просил о чём-либо – ибо не молитва это, а жалкая мольба. Те годы... я прекрасно их помню. Сверкали латы, чёрные волосы рассыпались по плечам, а я выкрикивал: “За Новый Иерусалим!” Один должен драться ради сотни, сотня должна умереть ради тысячи. Чьи это слова? Это мои слова?
Я не вижу своего лица – лишь крестик на груди. Он сияет, жжёт глаза. Но я смотрю на него, поднимаю взгляд. Кругом темнота, лишь белый крестик, да моё лицо. То, которое я помню – ещё с бородкой с усами.
И я кричу себе в лицо:
- Ну что?! Сошёл ли он с небес?! И где твой Новый Иерусалим?!! В чём дело? Ответь мне, Король! Безумный Король!..
Они все мертвы. Все мои люди мертвы. Все те, кто верил в меня, верил в моё дело, шёл за мной – порубленные они свалены в кучу, а вороньё выклёвывает им глаза. Жуткие оскалы человечьих черепов – вы смотрите? Вы видите? Смотрите мне в глаза! Проклинайте меня!
Я помню, как они гибли, а я попал в плен. Помню, как “неверные” тащили меня на плаху. Колодки, разбитое лицо. Словно насмехаясь, светит Солнце.
Все мертвы! Они все остались там – повешены, они гниют, не зная погребения, а их жёны и дети воют по погибшим мужам и отцам. Я смотрю на себя, и смеюсь сам себе в лицо.
И когда топор палача поднялся над моей головой... Я слизнул с плахи свою кровь. Перестал быть Королём. Перестал быть рабом божим. Я перестал быть человеком.
- Ты действительно беспощадное чудовище, не знающее милосердия. Не правда ли...
Граф?
***
Я открываю глаза. Кто-то зовёт меня. А... это ты, полицейская? Какая же ты шумная.
Я поднимаюсь в полный рост. Изувеченное тело, разрубленное напополам, скоро срастётся. Я – чудовище. Мне не страшна сталь. Я снова собираюсь в то, чем привык быть – высокий черноволосый человек, кроваво-красный плащ. Кругом хаос и пламя. Я встаю. В полный рост...
- Я даже был бы рад, если бы ты убил меня, - смотрю ему в глаза. Пусть увидит свою смерть. – Потому что был тот день, и та сумеречная площадь. В тот день, пятьсот двадцать три года назад... Даже если бы ты вынул моё сердце – пусть. Но теперь уже поздно.
Я не позволю тебе победить себя.
И я ломаю его меч, моё тело становится вихрем теней. Лишь алые глаза впились в него взглядом.
- Победить чудовище...
***
Меч пронёсся над головой Абрахама, вгрызся в камень стены. Артур вскрикнул, но Абрахам ловко поднырнул под остриё и оказался лицом к лицу со своим врагом.
Удар. Тихий всплеск.
- Псы, вам не одолеть меня, - враг ухмыльнулся. Он смеялся весь этот бой.
Абрахам надавил на кол, вогнанный в самое сердце противника.
- Мы не псы.
- За кого ты воюешь?! За Церковь, за Господа Бога?! Чей ты пёс, Абрахам Ван Хеллсинг?
Но друг Артура лишь улыбнулся.
- Я борюсь за всех людей. И не за кого конкретно. Мир должен избавиться от тебя, мой враг.
Вампир улыбнулся – но не издевательски, как раньше, а умиротворяющее, как будто случилось что-то невероятно важное...
- Всё-таки Человек...
А потом тот, за кем они пришли, умер.
***
Пламя пылает вокруг меня, а я смотрю в глаза своему противнику и говорю то, что он должен – должен! – был понять раньше.
- Таких чудовищ, как мы. Таких слабых чудовищ, как мы – их должны убивать ЛЮДИ! Это НЕ ПОД СИЛУ НЕЧЕЛОВЕКУ!
А потом я вырвал ему сердце. Оно пульсировало у меня в руках, когда умирал последний из тех, кого я в этой круговерти ужаса мог назвать Человеком. Я ждал его столько времени. Я ждал того, кто может убить меня. Я, Алукард, граф Дракула, я ждал Человека. Он пришёл, но стал чудовищем, таким же, как я.
Я плакал. Лондон горел. Мир рушился. Сгорал в пламени.
