АЛХОР
Неоконченное дело.
(рассказ)
Moris - ultima linea rerum.
Солнце, последними, багряно- теплыми лучами, робко трогало поле. Оно прощалось, до своего рассветного торжества с жизнью, что на протяжении всего дня, оберегало, давая бытие и рост. Мягко ложились клинья красно-золотого сияния на стебли трав, и те, вместе с венцами цветов, кланялись дарующему свет солнцу. Уходящие блики отвечали им шепотом ветра и уходили, уступая место тьме.
Морщины на старом, задубевшем лице старика Фариха вздрогнули, и глаза не по возрасту зоркие и ясные, сощурились. Он то же провожал солнце, вместе с этими цветами, травами, полем, всем миром. Эх, какая же все- таки тут благодать, думал древний старец, усаживаясь под ветвями векового дуба. Ноздри расширились, вдыхая прохладный аромат весеннего вечера, рука скользнула в бок и... наткнулась на лезвие косы.
- На до же, даже не затупилось. - Как - то грустно удивился Фарих.
Он перевел взгляд на поле. Не скошенной оставалась чуть меньше половины полосы, четвертой за сегодняшний день.
Что ж ты косарь, ночь скоро, а работу дневную не сделал. Старик со странным чувством глядел на недокошенный участок. Да, силы оставляли его. Фарих откинулся к стволу дуба, такого же древнего как и он сам, и древесный великан, проскрипел своими ветвями, как бы соглашаясь с человеком, сетуя на прожитые, безвозвратно ушедшие годы.
Надо собираться. Кряхтя, Фарих поднялся и стал укладывать в мешок нехитрый скарб косаря: грязную рубаху, запасное лезвие, точило, да огонь-камень. Остатки обеда он отдал старым богам, развеяв крошки хлеба по ветру, положив пару яблок и кусочек сыра в землю, и пролив молоко на корни дуба.
Поторопиться бы, стемнеет уж скоро, а до дома час ходу. Фарих не любил ночь, она была для него чем-то душным, мерзким, непонятным и потому страшным. Поклонившись дереву и полю, он побрел по чуть видной тропке в деревню, но, не сделав и пары шагов, обернулся. Нескошеная полоса ударила в глаза молотом.
Внезапно налетевший, грубый ветер взвил белоснежные волосы старика, сорвав очалье, неведомая сила подогнула колени, и Фарих упал под раскидистые ветви дуба. Ветер не пощадил и дерево, ветви натужно скрипели, кричали-трескались, и падали возле стоящего на коленях человека. Видно пришел мой час, успел подумать он. Слезы покатились из плотно зажмуренных век, перед Фарихом проносилась вся его жизнь.
Вот он младенец, чувствует нежную ладонь матери, и грубые ласки отца, его холодную стальную грудь, шлем, венчающий черноволосую голову. Вот малышом бегает по двору, гоняясь с палкой за гусями, вот, той же палкой, лупит соседского мальчишку. Вот, получает первый настоящий клинок и идет в свой первый бой. Первая безумная ярость, и дикая радость победы, первая боль от вспоротой копьем ноги и первая боль от потери друга. Сорок лет походов и маршей, штурмов и осад, вылазок и битв промелькнули за пару мгновений. Великий воин, генерал-легат Сивской империи, командир кавалерийской гвардией Кроского королевства, хранитель ключей Троэна, косарь и деревни Верхняя Ляма...
На плече опустилась рука.
Смерть, подумал старик, и собрав былую гордость в кулак повернулся.
- Можешь называть меня и смертью, воин. Я и в правду пришел за тобой.
Перед Фарихом стоял могучий богатырь, в стальной чешуе, с открытым коническим шлемом, громадный топор на поясе, две секиры, а в руках коса. Вот только предназначена она была отнюдь не для травы. Боевые косы - сложнейшее в обращении оружие, видать этот Смерть и впрямь не любит, когда ему отказывают.
Фарих взглянул в глаза Смерти и отшатнулся, в них была Тьма. Руки попытались схватить меч, что всегда, даже во сне был рядом, но на поясе уже давно ни чего не было.
- Не страшись человек. Я пришел показать тебе новый путь. Ты достоин, сражаться со мной плечом к плечу.
- Ты из тьмы, я всю жизнь дрался с ночью.
- Да, из Тьмы, но не со светом беру я тебя биться, ты все поймешь и узнаешь, вот только...
Взгляд пришельца устремился на нескошенную полосу.
- Я вижу, как непривычно тебе оставлять дело незавершенным. Так не должно быть, в этом мире, ты должен до конца пройти свой путь, что бы начать новый.
Фарих смиренно склонил голову, он чувствовал, что Смерть не врет, он поможет ему.
Ночь опустилась на поле, и серебреные лучи луны, не соперничая, с покрывалом тьмы, выхватывали в ночной пелене две фигуры, мерно двигающиеся по полю и взмахивающие косами. Прохладная, добрая ночь, ты не убиваешь, не скрываешь, и не крадешь от нас мир, но открываешь новое, неизведанное, прекрасное, ты позволяешь видеть звезды... Да, вот в такую ночь и надо покидать свой дом, оставив в нем свет, в детях своих - кровь, да в мире - намеченное на день дело.
А на месте рассыпавшегося трухой Дуба, расцветал эльфийский Мэллорн.